Большереченская культура

Большереченская культура
Ранний железный век
Ранний железный век Западной Сибири.svg
Географический регион Западная Сибирь
Локализация лесостепи Алтая, Новосибирская, Томская области
Датировка VII—I вв. до н. э.
Носители угры, самодийцы
Тип хозяйства производящее: скотоводческо-земледельческое;
присваивающее: охота, рыболовство
Исследователи М. П. Грязнов, А. П. Бородовский, Т. Н. Троицкая, В. А. Могильников, Ю. Ф. Кирюшин, А. Б. Шамшин
Преемственность
Корчажкинская
(XIII/XII—X/IX вв. до н. э.),
Ирменская
(XIII—VIII вв. до н. э.),
Завьяловская
(IX—VII вв. до н. э.),
Крестовой керамики
(XII/XI—V/IV вв. до н. э.),
пришлое население из Средней Азии и Казахстана
(VI/V—II/I вв. до н. э.)
Староалейская культура
(?)
Каменская
(частично)

Большере́ченская культура — археологическая культура переходного периода и раннего железного века в России, на правобережье Верхнего Приобья. Выделена в отдельную культуру в 1956 году Михаилом Грязновым. Датируется VIII (VI)—II (I) веками до н. э.

История открытия

В ходе первичного обследования Верхней Оби в 1925 году были выявлены археологические памятники болыпереченской культуры в 15 локальных пунктах. Уже на данном этапе исследования наблюдалось разделение керамического материала, обнаруженного на поселениях, на три хронологические группы. Однако синхронизация данных о поселениях и погребениях не была достигнута, что привело к ошибочной классификации всех памятников болыпереченской культуры как относящихся к концу эпохи бронзы, в то время как синхронные им погребения были отнесены к первому этапу эпохи железа[1].

В 1939 году была успешно установлена относительная хронология археологических памятников, однако особенности болыпереченской культуры на Верхней Оби оставались недостаточно изученными. Памятники трех этапов болыпереченской культуры рассматривались совместно с синхронными артефактами Горного Алтая, которые были классифицированы в соответствии с тремя установленными этапами эпохи ранних кочевников: майэмирским, пазырыкским и шибинским[1].

Только после проведения археологических раскопок на Ближних Елбанах в период с 1946 по 1949 годы стало возможным идентифицировать характерные черты болыпереченской культуры и провести четкое разграничение областей распространения памятников ранних кочевников Алтая и артефактов болыпереченской культуры[1].

Материальная культура

Керамика

Керамика большереченского этапа, несмотря на определённое сходство с предшествующей ей карасукской посудой, обладает уникальными характеристиками, что позволяет безошибочно идентифицировать её принадлежность. Среди сотен сосудов и черепков, найденных на Ближних Елбанах, не возникает затруднений в определении их времени создания. Вся керамика чётко делится на два типа: большереченские и карасукские изделия, без промежуточных форм[2].

Находки глиняной посуды, сделанные преимущественно в землянках, включая целые, разбитые и раздавленные сосуды, а также множество фрагментов, свидетельствуют о её широком использовании в быту. Всего обнаружено 36 целых или полностью восстановленных сосудов (12 из погребений и 24 из поселения), а также фрагменты, предположительно, от 400 других ёмкостей[2].

Сосуды имели две основные формы: плоскодонные (корчаги и горшки с яйцевидным туловом и слабо отогнутым венчиком) и полусферические (чашки и горшки с прямыми стенками в верхней части). Эти формы различались по орнаменту и методу изготовления[2].

Плоскодонные корчаги и горшки украшались одним или двумя рядами бугорков с ямками, а также косыми черточками, крестиками, зигзагами и фестонами. Часто на них присутствовали налепные валики с косыми насечками. Полусферические чашки и горшки, как правило, украшались только косыми черточками, зигзагами и горизонтальными линиями. В редких случаях они имели бугорки с ямками или налепной валик, а край венчика был слегка отогнут, как у сосудов первой формы[2].

Основное различие между этими формами заключалось в технике изготовления. Плоскодонные корчаги и горшки формовались методом налепа кольцевых лент, начиная от дна и приделывая их снаружи. На сосудах из черепков иногда были видны линии изломов, делящие их на кольца шириной 4-6 см. На некоторых крупных корчагах, плохо заглаженных, места спая лент были заметны даже по рельефу стенок. Дно сосудов было гладким с внешней стороны и неровным с вмятинами от пальцев изнутри, утолщённым по краям и с чётким переходом от дна к стенкам.

Полусферические чашки и горшки отличались равномерной толщиной гладких стенок и прочностью по всем направлениям. Они формовались из одного кома глины методом выдавливания круглой болванкой изнутри[2].

Орудия труда

В семьях делали пряжу и ткани. Инструменты (трепала, гребни, прясла) найдены почти во всех землянках, кроме 10 (5 м²) и 5 (10 м²). Два целых трепала из лопаток животных найдены в землянке 2, обломки — в 1, 2 и 3. Они имеют форму бронзового серпа, с прямым или слабо вогнутым рабочим краем, который затуплен, заглажен и заполирован. На конце края — зубчики, также сглаженные. Рукоять без четкого отделения от рабочей части, с отверстием для ремня[3].

Сходство костяного трепала с бронзовым серпом может быть не случайным. В собраниях древней минусинской бронзы есть серпы, рабочий край которых также затуплен, заглажен и заполирован, как на костяных трепалах, и имеет неровные волнистые очертания. Фредерик Мартин и Василий Радлов, опубликовавшие такие серпы, считали их неудачно отлитыми изделиями. Однако на серпах из собрания Иннокентий Кузнецова и Иннокентий Лопатина в Эрмитаже, включая неопубликованные Василием Радловым, можно увидеть, что закругленный рабочий край заполирован в результате длительного трения о мягкий эластичный материал, а не является естественной формой поверхности свободно застывшего металла[3].

В Минусинских степях бронзовые серпы использовались для уборки урожая и первичной обработки волокнистых растений, таких как крапива, кендырь и конопля. На Верхней Оби из-за дефицита бронзы их заменяли костяными трепалами с зубчиками для расправления волокон. Глиняные веретена диаметром 3,5—5,5 см служили для прядения растительных волокон и шерсти. Костяные гребни с пятью-шестью зубьями использовались для прибивания утка на ткацком станке. В женских погребениях найдены остатки пряжи и тканей, что подтверждает, что ткачество было женским делом[3].

Жители посёлка занимались обработкой кожи, меха, кости и рога для одежды, предметов быта и хозяйственных нужд. Обработка кости была разной: одни изделия требовали опыта, другие — нет. Кость часто использовали в натуральном виде, например, астрагалы барана и бобра. Находки обломков литейных форм подтверждают производство медно-бронзовых изделий[3].

Поселения

В период перехода степных жителей к кочевому образу жизни земледелие уступило место табунному скотоводству, что позволило быстро накапливать богатства. Это усилило экономическую дифференциацию и эксплуатацию труда. В рамках патриархально-родового строя начались формы эксплуатации малоимущих и рабов. Перераспределение земель между родами и племенами усилило военную активность, а кочевые племена совершали набеги на соседей для получения продуктов земледелия, не нарушая хозяйства[1].

К этому времени относятся памятники болыпереченского этапа на Ближних Елбанах, принадлежавшие племени, жившему на Верхней Оби несколько веков, начиная с карасукского и андроновского периодов. После значительных изменений в степных районах племя осталось на месте. На Ближних Елбанах возник крупный посёлок с 15-20 полуподземными жилищами и тремя кладбищами. Поселок существовал примерно 75-100 лет. В нём было 15-20 семей (75-100 чел.), из которых 66-137 погребённых (включая, возможно, ещё 50-60)[1].

Поселение состояло из трех-четырех рядов тесно расположенных полуподземных жилищ на двух дюнах. Жилища были закрыты землей, с свето-дымовым отверстием наверху. Зимой люди и скот укрывались под земляными крышами, летом использовался боковой вход. Поселок был окружен крутыми склонами дюн и рвом с юго-западной стороны, возможно, с оградой[1].

Площадь поселения — две дюны с понижением посередине. Культурные остатки (посуда, кости, вещи) сконцентрированы в местах с мощными слоями темноокрашенного грунта, что указывает на остатки землянок. На остальных участках обнажений находок мало[1].

На двух дюнах было расположено 25 землянок, организованных в четыре ряда. Первый ряд, состоящий из шести землянок, находился на правом склоне правой юговосточной дюны. Второй ряд, также включающий шесть землянок, располагался посередине и по левому склону той же дюны. Третий ряд состоял из трех землянок, расположенных на правом склоне левой дюны. Четвёртый ряд включал одну землянку, находящуюся посередине левой дюны. В результате раскопок было обнаружено 16 землянок; предполагается, что 8-10 могли быть разрушены ветровой эрозией[2].

Раскопки проводились исключительно на частично разрушенных землянках, расположенных по краю зоны ветрового выдува. Полностью сохранившиеся землянки второго ряда были выявлены в 1949 году. В ходе археологических работ были раскопаны пять землянок полностью, пять — частично, а также произведены зачистки пяти землянок и зольника.

Погребальный обряд

Исследование опирается на 1160 погребений большереченской культурно-исторической общности, включая материалы из Ближних Елбанов-3, −7, −12, Локоть-4а, Новотроицкого некрополя-1 и −2 , Быстровки-1, −2, −3 , Масляхи-1 и −2, Рогозихи-1 , Раздумья-6, Объездного-1 , Кирилловки-3 , Нового Шарапа-1 и −2, Новосибирского могильника , Почты-3 , Староалейки-2 , Милованово-2, −3, −8 , Ордынского-1 и других. Наиболее значимые памятники — Новотроицкий некрополь и Рогозиха-1[3].

На Новотроицком-1 исследовано 142 погребения (12,24 %), на Новотроицком-2 — 163 (14,05 %), на Рогозихе-1 — 105 (9,05 %). В 60 (42,25 %), 70 (42,94 %) и 36 (34,29 %) погребениях этих памятников найден предметный комплекс одежды. Доля погребений с фурнитурой поясного набора: 17 (28,33 %) на Новотроицком-1, 23 (32,86 %) на Новотроицком-2 и 8 (22,22 %) на Рогозихе-1. Большинство погребений разграблено, что затрудняет анализ[3].

Антропология

Краниологическая серия из Бобровского могильника (Алтайский край) включает 16 мужских и 11 женских черепов. Исследования Эсфирь Медниковой, Юрий Кирюшина и Александра Шамшина выявили: у мужчин мезобрахикрантный, у женщин мезокрантный тип черепа; монголоидные черты в соотношении затылочного, теменного, лобного отрезков и высотно-продольных, высотно-поперечных указателях; мезопрозопную лицевую часть с мезогнатным профилем; широкие, низкие орбиты и средний нос с высоким переносьем[4].

В мужской серии выделены два комплекса признаков: высокая мозговая коробка и низкое лицо, низкая мозговая коробка и высокое лицо. В женской серии признаки варьируются, указывая на смешение европеоидных и монголоидных типов. U(ρ²)-группировка подтверждает морфологическую неоднородность, выделяя европеоидный и монголоидный комплексы[4].

Погребальный обряд отражает смешение ирменской и андроноидной культур. Черепа из Бобровского могильника занимают промежуточное положение между этими культурами и неолитическим населением Верхнего Приобья. Многомерное шкалирование выделило три кластера: первый — Старого Сада, ирменские и Еловский-1 могильники; второй — ирменские, карасукские черепа и Большереченский район; третий — томские ирменцы и большереченцы[4].

Большереченские черепа с ЮЗ ориентацией похожи на срубно-абашевские группы Поволжья, указывая на взаимодействие «средиземноморцев» и «протоевропейцев». Исключены неолитические и раннебронзовые группы для улучшения качества анализа. В структуре морфологических вариантов выделяются два полюса: неолитические черепа с европеоидно-монголоидным обликом и «чисто» европеоидные черепа ранней бронзы[4].

Краниологические серии окуневского типа, срубников и андроновцев находятся между ними, указывая на смешение «средиземноморского» и «протоевропейского» компонентов. Черепа большереченцев, томских ирменцев и еловцев свидетельствуют о метисном происхождении с «средиземноморским», «протоевропейским» и монголоидным компонентами[4].

Южный компонент преобладает у большереченцев ЮЗ ориентации, протоевропейский — у еловцев. Происхождение европеоидной примеси у большреченцев ЮВ ориентации и томских ирменцев остается неясным. Сопоставление с «чистыми» средиземноморцами и протоевропейцами подтверждает преобладание «средиземноморского» компонента у большереченцев ЮЗ ориентации[4].

Вопрос о происхождении населения большереченского этапа на Оби остается открытым. Из 87 исследованных погребений сохранились только 4 черепа (один из них с лицевыми костями) и 4 черепные крышки, изученные Валерий Алексеевым. Они принадлежат к монголоидной расе, но точное определение их расового типа затруднительно. Следовательно, невозможно установить происхождение физического типа жителей поселка большереченского этапа на Ближних Елбанах и их предшественников в карасукскую эпоху. Преемственность форм памятников большереченского и карасукского времени также не дает полного ответа на вопрос об автохтонности населения. Однако некоторые дополнительные наблюдения позволяют сделать определённые выводы[4].

Примечания

  1. 1,0 1,1 1,2 1,3 1,4 1,5 1,6 История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая Речка / А.П. Окладников. — Москва-Ленинград: Академия наук СССР, 1956. — С. 44—98.
  2. 2,0 2,1 2,2 2,3 2,4 2,5 Кобелева Л. С. (дата обращения: 01.11.2025). Орнаментальные традиции керамики саргатской и большереченской археологических культур: сходство и отличие (по материалам смешанных памятников) // Вестник НГУ. Серия: История, филология. — 2012. — № 3.
  3. 3,0 3,1 3,2 3,3 3,4 3,5 Головченко Н. Н. (дата обращения: 01.11.2025). «No connection»: расстёгнутый пояс в погребальной обрядности населения верхнего Приобья эпохи раннего железа // Народы и религии Евразии. — 2021. — № 3.
  4. 4,0 4,1 4,2 4,3 4,4 4,5 4,6 Тур С. С. Краниологические материалы из Бобровского могильника большереченской культуры переходного времени от эпохи бронзы к эпохе железа (VIII-VI вв. до н.э.) в свете этногенетических проблем древнего населения Верхнего Приобья // ДРЕВНОСТИ АЛТАЯ. Известия лаборатории археологии : Межвузовский сборник научных трудов. Том 7.. — 2001. — С. 67—82.