Казаков, Владимир Васильевич

Эта статья входит в число готовых статей
Эта статья прошла проверку экспертом
Владимир Васильевич Казаков
Владимир Казаков (поэт).jpg
Дата рождения 29 августа 1938(1938-08-29)
Место рождения Москва, СССР
Дата смерти 23 июня 1988(1988-06-23) (49 лет)
Место смерти Москва, СССР
Гражданство Флаг СССР СССР
Род деятельности поэт, драматург
Направление литература абсурда
Язык произведений русский

Влади́мир Васи́льевич Казако́в (29 августа 1938 года, Москва, СССР — 23 июня 1988 года, Москва, СССР) — русский поэт, прозаик, драматург. Его творчество относится к направлению литературы абсурда. Продолжатель творчества Велимира Хлебникова, обэриутов, футуристов[1].

Биография

Владимир Васильевич родился в Москве, учился в военном училище, но в 1965 году был исключён. Позже поступил в педагогический институт, и через два года, в 1958 году, его тоже исключили. С 1959 по 1962 годы работал на Чукотке, Колыме лесорубом, на золотых приисках.

С детства Владимир Казаков увлекался написанием стихотворений. Он особенно любил творчество Фёдора Достоевского, Николая Гоголя, Велимира Хлебникова, Алексея Кручёных. Владимир Казаков дружил с Алексеем Кручёных с 1966 году, с Николаем Харджиевым, который говорил ему[2]:

Aquote1.png Пишите, вы имеете на это право. Aquote2.png

В книге «Автобиографии» он писал о своём крещении так: «В июле 72-го года я был крещён по обрядам Русской Православной Церкви. Считаю это самым важным и самым светлым событием в своей жизни». Его крещение отразилось в третьем сборнике, который вошёл в книгу «В честь времени». Он пишет о послушании, связанным с духовником о. Кириллом, который не разрешает бросить писательство. В одном из частей сборника он пишет:

Aquote1.png Однажды Николай Иванович Харджиев показал мне Евангелие, подаренное ему Даниилом Хармсом в начале 40-х годов. Подарок оказался прощальным, так как с того дня до гибели Хармса, последовавшей в ленинградской тюрьме, они уже не виделись. Я с волнением держал в руках эту книгу — обычное издание небольшого формата, с потемневшим уже переплётом.

Позже, спустя два или три года, когда мы с Н. И. говорили о Введенском и Хармсе, я поведал ему свою расшифровку их имен как — ВВЕДЕНИЕ ВО ХРАМ, он горячо со мной согласился, сказав: «Не случайно же Хармс завещал мне именно Евангелие!»

Aquote2.png
из сборника «В честь времени»

С начала 1980-х годов Владимир жил в затворничестве, сузив круг общения до самых близких человек, с мамой он общался через записки, которые оставлял в почтовом ящике вплоть до смерти в 1988 году[3]. Казаков не имел вокруг себя литературной компании, был практически изолирован[4].

Не будет у меня славы ни прижизненной, ни посмертной, а будет третья…
произносит герой одной из пьес Владимира Казакова

Умер 23 июня 1988 года в Москве.

Творческое наследие

В Советском Союзе его книги не публиковались, первая прижизненная публикация вышла в Германии по его собственным машинописям. Владимир печатался на русском и на немецком языках стараниями немецких и швейцарских славистов (Петер Урбан, Феликс Ингольд). Его пьесы ставили в ФРГ на радио. В 1960-х годах его публикации были редкими, чаще всего это детские работы, прозаические миниатюры. В европейских странах в 1970—1980-х годов выходят пять книг, опубликованные в журналах, альманахах. О его творчестве писали во Франции, Германии, Италии, Швейцарии, США, Канаде, и уже в 1992 году в России («Литературное обозрение» № 2). С 2022 года Александр Умняшов занимается передачей архива Владимира Казакова в музей, поскольку его вдова, Ирина Казакова, болеет по старости и не готова больше им заниматься[3]. Владимир Казаков писал[5]:

скажу не вслух, но громко:
вино ночное при свете слов ночных
имеет некоторое сходство
с стальной перчаткою весны.
когда перчатку боевую
весна бросает на простор,
немое эхо раздаётся,
звеня в бокалах до сих пор

Тексты Владимира Казакова представляют собой взаимоисключающие варианты ответов — это и продолжение пути будетлян и чинарей, и возвращение к дофутуристической поэтике, и синтез «классики» и «авангарда», и возможность вообще не обращать внимания на гул традиции[6].

Критика

Ряд критиков отмечают особенности творчества Казакова, своеобразие его наследия.

По словам Ильи Кулина, «проза Казакова состоит из отдельных фрагментов, часто со стихотворными вставками. Очень много драматических кусков с ремарками, как в пьесе. (Они могут переходить из одного текста в другой: „Случайный воин“ завершает сборник пьес „Врата“ (1974) и он же поставлен в конце романа „Жизнь прозы“ (Мюнхен, Wilhelm Fink Verlag, 1982), написанного (скомпонованного!) также в 1974 году) Включенный в трехтомник первый роман Казакова „Ошибка живых“ (1970) написан „по канве“ романа Достоевского „Идиот“; просвечивают сходные персонажи и „процитированные“ сюжетные ходы. Кроме „достоевскообразных“ персонажей, в романе есть и другие, большей частью реальные люди (среди них и сам Казаков). Главный среди них — Харджиев, изображенный в романе под фамилией Вологдов. „В жизни“ Харджиев относился к творчеству Казакова с постоянным интересом. А для Казакова он и Кручёных были живой связью с традицией футуризма и постфутуризма»[2].

Данила Давыдов пишет, что «назвать Казакова авангар­дистом или абсурдистом как-то не поворачивается язык, хо­тя традиция авангарда, восхо­дящая к Хлебникову, Круче­ных, Хармсу, Введенскому, — главная в его творчестве, а све­дение речевой ситуации к аб­сурду является у него стилеобразующим приемом. Но если это и авангард — то не авангард голых, нарочито „некрасивых“ форм, нет, это, как и полагает­ся позднему этапу в развитии любого художественного на­правления, авангард бароч­ный, изысканный, максималь­но рафинированный»[7].

Игорь Гулин пишет, что «Казаков писал всю жизнь, по сути, одно загадочное произведение, притворявшееся то стихами, то абсурдистскими пьесами, то философической прозой, удивительно напоминающей Мориса Бланшо, о котором русский писатель вряд ли даже слышал»[4].

Рудольф Дуганов пишет: «что „мир Маяковского — героический, мир Блока — демонический, мир Хлебникова — божественный“, то можно добавить: мир Казакова — незаживающий. Это вытекает из определения искусства, сформулированного Казаковым на основе одного своего прозаического текста: „Искусство — это незаживающий рай“. Ассоциация со словом „рана“ автором применяется сознательно. Цельный, замкнутый в себе мир существует, по словам Казакова, лишь в религии. Искусство же — и здесь он имеет в виду в первую очередь лишь свои собственные произведения — это область, в которой никогда не может быть достигнуто абсолютной гармонии, так как извечные раны противодействуют такому состоянию. Через эти раны все снова и снова извне протекает в этот мир непостижимая уму угроза. Именно эти раны мешают человеку воспринимать и объяснять мир как единое, гармоничное целое, которое, к примеру, включало бы в себя и феномен случайности. Творчество Казакова из-за своей противоречивости и замысловатости представляется читателю загадкой; оно тем самым указывает на загадочность мира, так как и мир у Казакова лишь частично поддается логическому объяснению»[3].

В его работах есть сходство с Леонидом Андреевым, Самюэлем Беккетом.

Личная жизнь

Мать — Тамара Павловна Авальян. Брат — Алексей Казаков, начинал рисовать под руководством Владимира и иногда работавшего с ним вместе, а затем углубился в духовную жизнь и стал монахом о. Арсением. Супруга — Ирина Казакова. Часть его биографии опубликована в книге «Жизнь прозы». Одно из писем его будущей жене Ирине[3]:

«Милая Ира,

я всё ещё не могу начитаться Вашим письмом. Какие голубые, детские буквы! Знаете, вчера какую-то пророческую прозрачность обрел вокруг меня воздух. Я думал о будущей Вашей судьбе, великие предчувствия стеснили мне грудь. Это трудно высказать и объяснить, но еще труднее — не высказать. Я видел как бы края времён, где последние мгновения затихали. Ослепительная голубизна, вечная жизнь начинались там. Ваш милый и чудный облик я видел. Благодаря Вам я с новым жаром приступил к прозе. Два больших корявых листа написал. Молюсь о вас и думаю непрестанно. Я понимаю, что слишком смело пишу вам, но это не от смелости, а от любви. Какое-то слово мерцает в воздухе. Ну да: м а т р ё ш е ч к а. Я виделся с Сашей, ему тоже очень понравилось это имя. Ира, милая, пожалуйста, пишите мне больше. И пожалуйста, чаще. Какие удивительные строки вы находите в воздухе! Я рассказал брату о том, как Вам понравились его работы. Он улыбался счастливо. Вам от него поклон. Кланяйтесь и Вы Оле».

Опубликованные работы

  • Казаков В.В. Мои встречи с Владимиром Казаковым: Проза. Сцены. Исторические сцены (1967-1969) / Nachbemerkung von P. Urban / Послесловие на немецком языке Петера Урбана, известного литературоведа и переводчика В. Хлебникова, Д. Хармса, Г. Айги и др.. — 1972: Carl Hanser Verlag. — 214 с.
  • Казаков В.В. От головы до звёзд: Роман / Предисл. Е. Мнацакановой. — Wilhelm Fink Verlag, 1982. — 235 с. (Прижизненное немецкое издание прозы Владимира Казакова, написанной в первой половине 1970-х годов. Проиллюстрировано рисунками автора).
  • Казаков В.В. Жизнь прозы / Предисл. Е. Мнацакановой. — Wilhelm Fink Verlag, 1982. — 226 с.
  • Казаков В.В. Дон Жуан. Драмы / тексты, рисунки, биографическая справка Т.П. Авальян. — М.: Гилея, 1993. — 65 с.
  • Казаков В. Собрание сочинений в 3-х т. Т. 1. Ошибка живых: Роман. Т. 2. Врата; Дон Жуан: Драмы. Т. 3. Стихотворения. / Подг. текста Т.П. Авальян и И.Е. Казаковой. — Гилея, 1995. — 192 с. + 202 с. + 222 с.
  • Казаков В.В. Мадлон: Проза. Стихи. Пьесы / Сост. и подг. текста И. Казаковой; коллажи и монотипии автора; послесл. А. Ерёменко. — Гилея, 2012. — 304 с.
  • Казаков В.В. Неизвестные стихи. 1966-1988 / Сост. и подг. текста И. Казаковой. — Гилея (Real Hylaea), 2014. — 124 с.

Монография о его творчестве

Шливар В. Картины абсурдного мира в прозе Казакова. — Филологический факультет Белградского университета, 2022. — 256 с. — ISBN 978-86-6153-685-4.

Монография сербской исследовательницы посвящена прозаическим текстам Владимира Казакова, написанных в период с 1965 по 1988 годы. Предельно гибридная проза автора рассматривается сквозь призму трёх категорий познания — времени, пространства, языка. Абсурд, вызываемый невозможностью узнать себя, понять собственное существование, находит отражение в ряде тем и мотивов, создающих шаткую, неуловимую, сугубо имманентную реальность. Уникальный словесный мир Владимира Казакова, парящий на грани существования, предстает как продукт автодиалога, ведущего автором в целях самопознания[8].

Примечания

  1. Казаков В.В. Дон Жуан. Драмы. — Гилея (Библиотека Сергея Кудрявцева), 1993. — 64 с.
  2. 2,0 2,1 Илья Кукулин. Стеклянный рыцарь // Знамя. — 1996. — № 6. — С. 228—231.
  3. 3,0 3,1 3,2 3,3 Иван Щеглов. Его-мои встречи с Владимиром Казаковым. Горький. Дата обращения: 8 ноября 2024.
  4. 4,0 4,1 Игорь Гулин. "Мадлон" Владимира Казакова, "Кубрик" Джеймса Нэрмора, "Книга Бытия в иллюстрациях Роберта Крамба" и другие новинки. Коммерсанть (10 февраля 2012). Дата обращения: 8 ноября 2024.
  5. Владимир Казаков. Мадлон. Проза/стихи / пьесы. — М.: Гилея, 2012. — С. 211. — 304 с.
  6. Анатолий Рясов. Третья слава Владимира Казакова. Независимая газета (4 сентября 2014). Дата обращения: 8 ноября 2024.
  7. Данила Давыдов. О книге В. Казакова "Неизданное" // Книжное обозрение. — 2003. — 8 декабря (№ 50). — С. 4.
  8. Картины абсурдного мира в прозе Владимира Казакова. Гилея. Дата обращения: 8 ноября 2024.