Дневник лишнего человека

Дневник лишнего человека
Дневник лишнего человека
Жанр	повесть
Автор	Иван Сергеевич Тургенева
Язык оригинала	русский
Дата написания	1850 год
Дата первой публикации	1850 год (в журнале «Отечественные записки»)

«Дневник лишнего человека» — повесть в эпистолярном жанре писателя Ивана Сергеевича Тургенева, написанная им 3 января [15 января] 1850 года в Париже и впервые опубликована в этом же году в четвёртом номере журнала «Отечественные записки».

История создания

Повесть в эпистолярном жанре писателя Ивана Сергеевича Тургенева, написанная им 3 января [15 января] 1850 года в Париже и впервые опубликована в этом же году в четвёртом номере журнала «Отечественные записки». Работа над «Дневником лишнего человека» была начата Тургеневым в 1848 году. Первые упоминания о новой «вещице», которую Тургенев предназначал для «Отечественных записок», содержатся в его письмах к Андрею Краевскому от 14 ноября [26 ноября] 1848 года. 13 марта [13 марта] 1849 года в письме к Краевскому, Тургенев писал уже более ясно и определенно: «Вот Вам мои синицы: во-1-х. Род повести — под названием „Дневник лишнего человека“. Я думаю, что это хорошая вещь. Уже она совершенно кончена. Остается переписать». В 1861 году «Дневник лишнего человека» был переведен на французский язык самим Тургеневым в сотрудничестве с Луи Виардо. В 1868 году повесть появилась в немецком переводе Морица Гартмана. Тургенев откликнулся на сообщение Гартмана об этом труде в письме к нему от 9 марта [21 марта] 1868 года: «Что Вы перевели „Лишнего“ — мне приятно. В этом произведении схвачен кусок подлинной жизни». В 1882 году вышел отдельным изданием в Берлине немецкий перевод Рафаэля Лёвенфельда («Tagebuch eines überflüssigen Menschen»). В 1869 году был перевод повести на венгерский язык («Fövárosi Lapok» № 147—157), в 1875 году на польский язык («Dziennik Warszawski», 1875, № 227, 230, 236, 240 и 242) и чешский язык («Dennı́k zbytečného človèka»; журнал «Beseda»), в 1878 году на хорватский язык («Mumu i Zapiski suvišnoga čoljeka» Jv. Tourgenéff. Zagreb, 1878) и сербский язык («Дневника залишна човека»). В 1884 году вскоре после смерти Тургенева повесть была переведена на английский язык («Mumu and the Diary of a Superfluous Man». Translated by H. Gersoni. N. Y.).

Сюжет

Челкатурин, который болеет чахоткой, решается начать писать дневник. Доктор признался, наконец, что жить ему остаётся всего две недели. Кому поведать в последний час свои невесёлые мысли? Рядом только старая и недалёкая Терентьевна. Надо рассказать хотя бы себе собственную жизнь, попытаться понять, зачем прожиты тридцать лет. Родители Челкатурина были довольно богатые помещики. Но отец, страстный игрок, быстро спустил все, и у них осталась только деревенька Овечьи Воды, где теперь в жалком домишке умирал от чахотки их сын. Его мать была дама с характером и подавляющей гордой добродетелью. Она переносила семейное несчастье стоически, но в её смирении была какая-то нарочитость и упрёк окружающим. Мальчик чуждался её, страстно любил отца, рос «дурно и невесело». Детские годы почти не оставили у него светлых воспоминаний. Москва, куда они переехали после смерти отца, не прибавила впечатлений. Родительский дом, университет, жизнь мелкого чиновника, немногие знакомые, «чистенькая бедность, смиренные занятия, умеренные желания». Стоит ли рассказывать такую жизнь? Жизнь совершенно лишнего на свете человека. Челкатурину самому нравится это слово. Никакое другое не передаёт так полно сути его. Лучше всего точность выбранного определения собственной личности и судьбы мог бы подтвердить один эпизод его жизни. Как-то пришлось ему провести месяцев шесть в уездном городе О., где он сошёлся с одним из главных чиновников уезда, Кириллом Матвеевичем Ожогиным, имевшим душ четыреста и принимавшим у себя лучшее общество города. Он был женат, и у него была дочь Елизавета Кирилловна, очень недурная собой, живая и кроткого нрава. В неё и влюбился молодой человек, вообще-то с женщинами очень неловкий, но здесь как-то нашедшийся и «расцветший душой». Три недели он был счастлив своей влюблённостью, возможностью бывать в доме, где чувствовалось тепло нормальных семейных отношений. Лиза не была влюблена в Челкатурина, но принимала его общество. Однажды мать Лизы, мелкий чиновник Безменков, сама Лиза и Челкатурин отправились в рощу за городом. Молодые люди наслаждались тихим вечером, открывающимися с обрыва далями и багряным закатом. Близость влюблённого в неё человека, красота окружающего, ощущение полноты бытия пробудили в семнадцатилетней девушке «тихое брожение, которое предшествует превращению ребёнка в женщину». И Челкатурин был свидетелем этой перемены. Стоя над обрывом, поражённая и глубоко тронутая открывшейся ей красотой, она вдруг заплакала, потом долго была смущена и большей частью молчала. В ней совершился перелом, «она тоже начала ждать чего-то». Влюблённый юноша отнёс эту перемену на свой счёт: «Несчастье людей одиноких и робких — от самолюбия робких — состоит именно в том, что они, имея глаза ничего не видят».

Между тем в городе, а потом и у Ожогиных появился стройный, высокий военный — князь Н. Он приехал из Петербурга принять рекрутов. Челкатурин почувствовал неприязненное чувство робкого тёмного москвича к блестящему столичному офицеру, хорошему собой, ловкому и самоуверенному. Безотчётная неприязнь переросла в тревогу, а потом и в отчаяние, когда, оставшись один в зале ожогинского дома, молодой человек принялся разглядывать в зеркало свой неопределённых очертаний нос и вдруг увидел в стекле, как тихо вошла Лиза, но, увидев своего обожателя, осторожно выскользнула прочь. Она явно не хотела встречи с ним. Челкатурин вернулся на следующий день к Ожогиным тем же мнительным, натянутым человеком, каким был с детства и от которого начал было избавляться под влиянием чувства. Собравшееся в гостиной семейство было в наилучшем расположении духа. Князь Н. пробыл у них вчера целый вечер. Услышав это, наш герой надулся и принял вид оскорблённого, чтобы наказать Лизу своей немилостью. Но тут вновь явился князь, и по румянцу, по тому, как заблестели глаза Лизы, стало ясно, что она страстно влюбилась в него. Девушка до сих пор и во сне не видела ничего хоть немного похожего на блестящего, умного, весёлого аристократа. И он полюбил её — отчасти от нечего делать, отчасти по привычке кружить женщинам голову. По постоянно напряжённой улыбке, надменной молчаливости, за которыми виднелась ревность, зависть, чувство собственного ничтожества, бессильная злость, князь понял, что имеет дело с устранённым соперником. Поэтому был с ним вежлив и мягок. Окружающим тоже был ясен смысл происходящего, и Челкатурина щадили, как больного. Поведение его становилось все более неестественным и напряжённым. Князь же очаровал всех и умением никого не обойти вниманием, и искусством светской беседы, и игрой на фортепиано, и талантом рисовальщика. Между тем в один из летних дней уездный предводитель давал бал. Собрался «весь уезд». И всё, увы, вертелось вокруг своего солнца — князя. Лиза чувствовала себя царицей бала и любимой. На отвергнутого, не замечаемого даже сорокавосьмилетними девицами с красными прыщами на лбу Челкатурина никто не обращал внимания. А он следил за счастливой парой, умирал от ревности, одиночества, унижения и взорвался, назвав князя пустым петербургским выскочкой. Дуэль состоялась в той самой роще, почти у того самого обрыва. Челкатурин легко ранил князя. Тот выстрелил в воздух, окончательно втоптав в землю соперника. Дом Ожогиных закрылся для него. На князя же стали смотреть как на жениха. Но тот скоро уехал, так и не сделав предложения. Лиза перенесла удар стоически. Челкатурин убедился в этом, случайно подслушав её разговор с Безменковым. Да, она знает, что все бросают в неё сейчас камни, но она не променяет своего несчастья на их счастье. Князь недолго любил её, но — любил! И теперь ей остались воспоминания, ими и богата её жизнь, она счастлива тем, что была любима и любит. Челкатурин же ей противен. Через две недели Лизавета Кирилловна вышла за Безменкова. Последние строки в дневнике полны трагизма:

Ну, скажите теперь, не лишний ли я человек?. Ему горько, что умирает он глухо, глупо. Прощай всё и навсегда, прощай, Лиза!

Отзывы и критика

Писатель Евгений Феоктистов в письме от 21 февраля 1851 года писал Тургеневу о том как восприняли его повесть: «Однажды Вам случилось быть героем вечера у гр. Ростопчиной. Я читал у неё Ваш „Дневник лишнего человека“ — было человек пять или шесть, не более, в том числе Островский и Писемский (автор „Тюфяка“ — существо дикое, необтесанное, но всё-таки очень замечательное). Повесть очень понравилась, но, разумеется, тотчас же подверглась критике со всевозможных сторон. Без сомнения, при этом благоприятном случае, упрекали ее в недостатке художественности — именно говорили, что за остротами г. Чулкатурина беспрестанно видны Вы сами, — что вообще господин вроде лишнего человека не может так говорить и острить в некоторых случаях, как Вы его заставляете. Посреди многого весьма дикого — так, например, Островский уверял, что в Вашей повести видно „неуважение к искусству“, — было сказано, однако, довольно много верных и ловких замечаний. Но всё-таки повесть всем ужасно понравилась и даже Островский хвалил сквозь зубы» .

Писатель Александр Дружинин в рецензии на повесть Тургенева в «Современнике» называл новую повесть Тургенева «самым слабым» его произведением. Главный недостаток повести он видит в «той мелочности, в которую впала наша беллетристика за последние пять или шесть лет»

Литературный критик и публицист Леопольд Брант на страницах «Северной пчелы» писал о повести: «Если бы кто, умирая, в трогательном письме к другу или к той, которую любил безнадежно, с красноречием сердца и неподдельного страдания, передал свои мучения, могла бы выйти вещь истинно поэтическая. Но рассказывать про себя самому себе, с выходками ложного юмора и сатиры, когда смерть стоит уже у порога, — неправдоподобно, и тотчас обличает изобретение, выдумку сочинительскую».

Писатель Николай Чернышевский в рецензии на выход второго тома выпущенного Тургеневым в 1856 году отметил, что некоторые, уже известные публике произведения появляются в этих сборниках в новом виде: «...особенно должно заметить это о повестях г. Тургенева „Записки лишнего человека“ и гр. Толстого „Записки маркера“. Перечитывая их, мы нашли в той и другой пьесе несколько новых прекрасных сцен, и оттого они теперь производят впечатление более полное и цельное».

Литературный критик Аполлон Григорьев в своей статье напечатанной в 1859 году в номере четыре журнала «Русское слово» писал, что вся повесть — это «глубокая, искренняя исповедь болезненного душевного момента, пережитого многими, может быть, целым поколением»

На экране и в театре

• 1915 год — «Клара Милич» художественный фильм Эдварда Пухальского;
• 1916 год — «Клара Милич» опера Александра Кастальского

Литература

• Полное собрание сочинений И. С. Тургенева : в 12 т.: с портр. автора, гравир. на стали Ф. А. Брокгаузом и 2-мя автогр. — Санкт-Петербург : Изд. А. Ф. Маркса, 1898.
• Сочинения И. С. Тургенева : (1844-1868-1874-1880) в десяти томах. — Москва : насл. бр. Салаевых, 1880
• Дневник лишнего человека / [Соч.] И.С. Тургенева. — Санкт-Петербург : И. Глазунов, 1911. — 79 с.